Другим ярким воспоминанием стала траурная церемония, которая состоялась через неделю после несчастного случая и на которой настояла Вирджиния вне зависимости от того, будет найдено тело Лайла или нет. На церемонию собрались все сливки местного общества. Бизнесмены, политики, местные аристократы и столпы общества, журналисты – все сочли необходимым отдать последний долг тому, кто был одним из них. Мэгги в черном платье, подставляя щеку для бесконечных Поцелуев и выслушивая соболезнования и похвалы ее мужеству перед лицом столь ужасных обстоятельств, чувствовала себя последней проходимкой. Однако за ее спиной велись совсем иные разговоры: собравшиеся злорадно перебирали детали тех десяти дней, которые она провела с Ником, а также взахлеб обсуждали слухи о том, что смерть Лайла – это самоубийство, вызванное изменой жены. Многие считали, что Лайл, скорее всего, впал в ярость по поводу все той же неверности Мэгги, слишком резко взял на поворот, отчего и произошло несчастье. Лишь малая часть участников церемонии придерживалась версии о неосторожности Лайла. И уж совсем единицы шептались о том, чтр тут не обошлось без наркотиков. Но в одном все были едины: случилось невероятное! Кто-кто, но только не Лайл Форрест! Вот уж на кого это совсем не похоже!
Но какой бы причиной ни объясняли смерть Лайла, она стала сенсацией, которая была у всех на устах. Даже ежегодному дерби событие это придавало особый оттенок: впервые на памяти собравшихся в них не принял участие ни один из Форрестов. Мэгги не могла избавиться от ощущения, что большая часть соболезнований, выраженных ее приятельницами по поводу смерти Лайла, относится на самом деле к отмене основного события светской жизни Луисвилля – Жемчужно-бриллиантового бала. Уж если их что и вправду интересует, так это ее отношения с Ником. Дамы считали себя слишком воспитанными, чтобы спрашивать напрямую, но они так и сверлили любопытными взорами ее и Ника, когда видели их вместе. Мэгги догадывалась, что от всех этих разговоров, если бы она их слышала, могли бы завянуть уши. Баффи, провозгласив себя главным экспертом в этом романтическом вопросе, была нарасхват на всех светских раутах и приемах, столь частых в это время года. Мэгги узнала об этом от другой своей подружки, когда та выражала ей соболезнование по телефону.
Сквозь мозаичные кусочки безумного коллажа этих дней отчетливо также проступало бескровное, с запавшими щеками, лицо Вирджинии. Мать Лайла была убита горем, и, когда ее врач настоял, чтобы она покинула дом, постоянно напоминавший ей о потере, все с облегчением вздохнули. После погребальной службы Сара на неопределенный срок увезла бабушку в Техас, к Драммондам. Люси и Гамильтон продолжали жить в гостинице, уверяя, что могут понадобиться в Уиндермйре, пока «все» не устроится. Мэгги поняла, что речь идет о финансовой стороне дела. Официального оглашения завещания не последовало, поскольку официально и не было объявлено о смерти Лайла». Адвокаты сходились на том, что при отсутствии тела до официального заявления о смерти могут пройти годы. В любом случае, заинтересованные лица и так знали, что вся собственность Лайла после его смерти переходит к Дэвиду, за исключением одной трети, которая по закону должна перейти к Мэгги как его жене. Однако расследование, проводимое полицией, усложняло дело. Какая часть имущества подлежит конфискации? А тут еще подняла шум налоговая служба. Словом, бесконечная суета, в которой Мэгги бы с удовольствием не принимала участия.
Но основной ее заботой оставался Дэвид. Мальчик только однажды не смог удержаться от слез: на поминальной службе, когда упала в обморок бабушка. Время от времени ему снились кошмары, но, когда Мэгги, разбуженная его криками, принималась допытываться; какие именно, он утверждал, что не помнит. Однажды в середине ночи он попросил у Мэгги позволения спать вместе с ней, а это значило, что он был напуган до смерти. Мэгги взяла его в свою постель и крепко прижала к себе: только так Дэвид проспал всю оставшуюся ночь, не просыпаясь. Если днем он оставался дома, то старался все время держаться поблизости от матери, словно боялся потерять ее из виду. Казалось, в школе или у кого-то из друзей он чувствовал себя лучше. Мэгги пришлось сделать над собой усилие, чтобы побороть смертельный страх расставания с сыном, хотя бы ненадолго. При мальчике, шел ли он в школу, играл ли с друзьями, делал домашние задания или отправлялся в спальню, постоянно находился полицейский, которого Мэгги пришлось выдать за шофера, нанятого, чтобы заместить Типтона. Мэгги изо всех сил старалась сделать так, чтобы Дэвид по возможности жил прежней привычной жизнью, но от охраны отказаться не могла.
Все это время Ник держался рядом, следуя за ней, словно тень. Когда она отправилась на поминальную службу, он скромно устроился в задних рядах церкви, где и просидел всю церемонию. Он старался держаться на некотором расстоянии, но так, чтобы его всегда можно было позвать на помощь, – даже когда оставался на ночь в комнате для гостей. Люси как-то заметила, что поведение Мэгги – это откровенный скандал и что, по ее мнению, грешно принимать в доме Лайла любовника, когда тело мужа не успело еще остыть. На это Мэгги в сердцах ответила, что теперь это ее дом и вести себя в нем, черт их всех побери, она будет так, как ей нравится. Люси залилась краской от возмущения, но благоразумно умолкла. Судя по всему, до этого ей и в голову не приходило, что Уиндермир принадлежит теперь Мэгги с Дэвидом, а не вообще Форрестам. После подобного обмена любезностями Люси вне себя покинула дом и больше уже не возвращалась. С тех пор Мэгги видела ее только издали, обычно когда золовка входила в гараж или выходила из него. Гамильтона она не видела вовсе, что, впрочем, ее вполне устраивало. Сейчас, когда Лайл умер и больше никто не принуждал ее вежливо обращаться с Гамильтоном Драммондом, ее единственным желанием было забыть о его существовании. Ник, с опаской полагала Мэгги, был настроен куда решительнее, но в настоящее время, пока он отвечал за ее безопасность, судя цо всему, готов «был сдерживаться. По крайней мере, до тех пор, пока их пути с Гамильтоном не пересекутся.