– Здесь кто-то рисует? – Мэгги обратила удивленный взгляд на Ника. Она знала, что он скажет, еще до того, как услышала ответ.
– Я. – Судя по тону, Ник приготовился к обороне.
– Ты? – Признайся Ник, что он – марсианин, Мэгги была бы поражена меньше. Правда, он давно, еще с самого первого момента их знакомства, когда накатывало настроение, любил сделать легкий набросок – дурацкий, как ей казалось, – на первом же попавшемся листке бумаги. Но заподозрить в нем талант художника… Мэгги это и в голову не приходило. Для этого занятия Ник был слишком мужественным и слишком… заурядным. – И давно?
Ник пожал плечами.
– Несколько лет уж. Девушка, с которой я встречался, зарабатывала на жизнь сюжетами для поздравительных открыток. Она постоянно ходила в какую-нибудь изобразительную студию. Чтобы доставить ей удовольствие, я тоже начал похаживать в одну из них. Ну и затянуло. Времени свободного у меня особенно не было, но занятие мне понравилось. К тому же оно удерживало меня от глупостей. – Он опять широко улыбнулся, но Мэгги могла бы поклясться, что Ник испытывает некоторую неловкость, опасаясь, что она сочтет его хобби не слишком подходящим для мужчины.
– А сейчас ты над чем-то работаешь? Можно мне посмотреть?
Ник кивнул, но Мэгги, не дожидаясь разрешения, уже шла к мольберту.
Ник писал маслом. Едва Мэгги подошла поближе, она уловила сильный запах льняного масла и скипидара еще до того, как успела разглядеть на столике тюбики с краской.
– Очень неплохо. – На холсте был изображен незаконченный знакомый пейзаж с фермой в центре. Посмотрев в сторону двери, Мэгги поняла, что преимущество этого места в том, что Ник может писать с натуры.
– Спасибо. – Ник стоял рядом, наблюдая за реакцией Мэгги, пока она рассматривала картину. Полуобернувшись, Мэгги бросила через плечо быстрый смущенный взгляд. – Дэвид тоже рисует, – коротко заметила она и тут же пожалела о сказанном: уж лучше бы она промолчала! Но теперь поздно жалеть. Слова повисли в воздухе между ними, словно обрели плоть, и теперь медленно, подобно пылинкам в дуче солнца, оседали на землю.
– Ты однажды уже говорила об этом. – Он слегка нахмурился, и Мэгги почувствовала, как защемило сердце. Она еще не готова, нет, нет, нет… – Он пользуется маслом?
– В основном акварелью. – Собственный голос показался Мэгги чужим.
– Он брал уроки?
– Да, много. – Она кивнула. – Массу уроков. Мы еще давно заметили, что у него определенно талант.
– Это прекрасно. По крайней мере, нам будет теперь о чем говорить, помимо тебя. – Ник обнял Мэгги за талию. – Хочешь еще что-нибудь посмотреть?
Мэгги кивнула, не доверяя своему голосу.
Потянувшись через ее плечо, Ник вытащил огромный кусок парусины, прислоненный к стене, и Мэгги оказалась лицом к лицу со своим собственным портретом, сделанным в полный рост. Она была изображена в полуоборот, прислонившейся бледным плечом к какой-то кирпичной стене. Вокруг нее клубились, сгущаясь, какие-то мрачные тени, на лице – ни тени улыбки, глаза смотрели печально и строго. На портрете она была совсем юной, лет шестнадцати, в белом кисейном платьице, волосы украшала серебристая роза.
– Я написал его по памяти, лет шесть назад, – мягко объяснил Ник, не разжимая объятий. – Вот такой я тебя навсегда и запомнил.
Мэгги еще мгновение стояла не шелохнувшись; руки ее, словно сами по себе, подчиняясь собственной воле, легли поверх его рук. Она не могла ни двигаться, ни говорить – просто смотрела на свой портрет, не в силах отвести глаз. Затем, повернувшись к Нику, обвила руками его шею.
– Я люблю тебя, – страстно прошептала она и, приподнявшись на носки, поцеловала в губы. Он на мгновение сжал в ладонях ее лицо, внимательно рассматривая его, черту за чертой, словно старался выучить их наизусть. Наконец взгляды их встретились, и от тепла его лучащихся глаз у Мэгги перехватило дыхание.
– Боже мой, как ты красива, – тихо проговорил Ник. Руки его плотным кольцом сомкнулись на ее теле, словно он намеревался так и простоять тут всю жизнь, не отпуская ее. Затем он осторожно прильнул к ее губам, лаская и нежа их языком. Мэгги отозвалась на эту нежность со стремительно возрастающей, жадной страстью, не размыкая рук, обвивших его шею, и откинув голову на его плечо. Колени вдруг подозрительно ослабли, и она испугалась, что не устоит, как будто Ник позволит ей упасть. Нет, подобной опасности не существовало. Мэгги чувствовала, что страсть его разгорается, желание растет, тело превращается в упругую, натянутую пружину, губы жадно впиваются в ее губы, и, забыв обо всем, она ответила ему тем же.
Через мгновение – или вечность? – жаркие губы Ника оторвались от ее губ и скользнули вдоль шеи к уху. Когда он коснулся мочки, Мэгги судорожно глотнула воздух.
– Ведьма, – пробормотал он хрипло, обдавая ее теплым дыханием. – Чем ты околдовала меня?
– Тем же, чем и ты околдовал меня, – прошептала Мэгги, чувствуя под губами его подбородок. – По-моему, это называется любовью.
Она приникла к нему всем телом. Положив одну руку на затылок Мэгги, он слегка приподнял ее голову так, чтобы полностью завладеть ее губами. Соломинка солнечного света, пробившись сквозь щель, окрасила золотистыми искорками паутину высоко под крышей, и Мэгги бессознательно прикрыла глаза, отдаваясь рукам и губам Ника, подчиняясь его телу, плотно прижавшемуся к ней.
Его губы требовательно, по-хозяйски, двигались вниз, по горлу, лаская, целуя и упиваясь. Наконец, достигнув теплой выемки на шее, на мгновение приостановились, словно считая, бившийся здесь пульс. Она чувствовала твердость подбородка, упиравшегося ей в ключицу, царапанье небритой щеки, влажность полуоткрытых губ… Ник полностью погрузил лицо в ответную негу ее плеча. Затем рука его коснулась ее груди.